Бездуховности

Тысяча заброшенных расселенных исторических домов рассредоточена по всему Петербургу и печально ожидает своей участи. Некоторым из них везет: город ремонтирует их под госпрограммы (впрочем, и здесь бывают случаи потерь) или продает добросовестным инвесторам с обременением отреставрировать, и хозяева исполняют закон. Однако большая часть памятников разрушается: собственники намеренно годами «маринуют» их, чтобы затем под предлогом аварийности снести, начинают делать ремонт и в процессе «случайно роняют» фасады или просто уродуют, «украшая» псевдоэклектичными нашлепками. О сложившейся практике охраны памятников, о самых горячих точках на карте градозащитников и о том, кто из петербургских чиновников радеет за сохранение культурного наследия, а кто, наоборот, потакает сносам, в интервью Бездуховностям рассказала градозащитник, участник движения «Не всё равно» Дарья Васильева.

— По вашим подсчетам, в Петербурге тысяча расселенных исторических зданий?

— Это – по подсчетам всего градозащитного движения. В том числе, таких цифр придерживался ныне покинувший нас (в политическом смысле) Игорь Албин. Их около тысячи. Цифра плавающая – постоянно что-то сносят, что-то расселяют. В эту цифру нужно включать и сталинские городки: и Кондратьевский жилмассив, и застройку в районе «Нарвской» и «Елизаровской». Всё, что расселено в городе, не только историческое. Время идёт, «винтаж» превращается в «антиквариат», а современных расселёнок после сноса общежития на Двинской и гостиницы на Карповке, нет.

— За сохранение Кондратьевского жилмассива в прошлом году боролся депутат Михаил Амосов?

— Да не только он боролся… Боролись несколько депутатов: И Вишневский, и Ковалёв, и Шишкина, и Тихонова… Возможно, ещё кто-то (просто я не видела их писем). Сообща добились того, что жилмассив (находится он в Калининском районе, на Кондратьевском проспекте, отсюда и его название) сейчас действительно готовятся ремонтировать по программе «Молодёжи – доступное жильё». Снести бы никто не дал — комплекс является архитектурным памятником конструктивизма. Но сколько у нас памятников разрушается. Другое дело, что между началом возрождения и успешным завершением – пропасть. За это время с домами может произойти все, что угодно!

Как было с домом Крутикова на 11-й Красноармейской, 7! Только сейчас там начинают ставить строительные леса и готовятся приступать к капремонту. А сколько раз он горел, пока мы за него боролись! Сколько раз мы вызывали пожарных его тушить! 2 раза переносили сроки начала восстановительных работ. Дошло до того, что года два назад мы, градозащитники, сами собрались и две ночи подряд его консервировали: месили бетон, собирали по периметру кирпичи, чтобы закладывать окна, заколачивали окна и двери (это мы делали не один раз).

— Почему вы этим занимались ночью?

— Ну, после работы мы все встречались, часов в 7-8 вечера. И до утра работали. Сейчас мы запросили документацию, что именно входит в планы реконструкции. Известно, что сохранят лицевой корпус. Но непонятно, что будет с флигелями. Их грозятся снести. Но это только планы. А что будет на самом деле? Учитывая ещё и то, что во время капремонта могут просто «случайно» уронить кусочек стены размером с треть всего фасада. Как это было с домом Изотова на Кирилловской, 23.

— Его же в ходе ремонта признали аварийным?

— А что им еще оставалось? После того как они треть исторического здания как бы «случайно» взяли и уронили. Мол, само упало, не доглядели. Да, конечно!

— Расселенные исторические дома преимущественно располагаются в Адмиралтейском и Центральном районах?

— Совершенно нет! Они разбросаны по всему городу. Например, тот же дом Забелиной на 2-м Муринском проспекте, 31. Он вообще сейчас оказался среди новостроек, в микрорайоне Лесное. Город простирался далеко, в конце XIX и начале XX века дома строили на выездах, по дороге к дачам. В округе там еще есть особняк Орлова, корпуса Политеха, Гидробашня, построенная в стиле модерн. Из них расселен только дом Забелиной. И он единственный не является памятником, хотя, его «выявляли». Но у КГИОП какие-то странные критерии отбора. Порою что-то простенькое идёт в реестр, а достойный дом – «без шансов». Возможно, причины какие-то экономические.

Официально пустым он стоит только года два. Это – когда съехали последние жильцы. А сколько после этого там еще жили нелегалы? Никто не знает. Он уже горел, пострадали верхние этажи. Еще по осени прошлого года город планировал отреставрировать дом и приспособить под городские программы. Но потом планы резко изменились. И теперь дом собираются выставить на торги. Его беда в том, что он не является памятником (тут КГИОП просто фактически убил дом) и находится не в охранных зонах. А потому будущий собственник будет иметь право его снести.

В конце января проходили общественные слушания, на которых стоял вопрос о предельно допустимой высотности зданий. Сейчас там разрешено строить высотой 40-45 метров. Но мы добиваемся снижения высотности до 18 метров. Это как раз высота дома Забелиной. Если заявителям поправки удастся снизить высоту, скорее всего, дом сохранится. Будущему собственнику просто будет невыгодно его сносить и строить новый, поскольку дом Забелиной, хоть и признан аварийным, вполне крепкий.

Но лично моя позиция заключается в том, что по дому Забелиной нужно отменять постановление о выставлении его на торги. Город должен самостоятельно его отреставрировать и приспособить под современные нужды.

— Дом Забелиной признан аварийным необъективно?

— Да у нас вообще аварийными признают дома без единой трещинки! Яркий пример – дом на Лабутина, 3. Какой-то хмырь (иначе не скажу) хотел его снести и участок застроить. А участок-то большой: сквер вырубят, всё пространство будет загромождено этой ужасной, чужой в квартале новостройкой. Хорошо, что этого инвестора смыло очередной волной кризиса. Вместе с его диким проектом.

Сейчас Светлана Викторовна Штукова, наша глава Адмиралтейского района, добивается включения его в государственную целевую программу наёмных домов. Пока это лишь письмо района в город, но Штукова умеет добиваться. И наш район по целевым программа передовой.

— Общественные слушания – действенный метод воздействия на власть?

— 50 на 50. Все зависит от лобби. Бывают такие лоббисты, что вице-губернаторов под стол загоняют. Ну а если нет серьезного лобби, добивающегося сноса, тогда власти могут и прислушаться к мнению жителей.

То есть чем сильнее лобби, тем сложнее его передавить. Но мы не сдаемся никогда.

— Мы – это кто?

— Под «мы» я подразумеваю градозащитников как социальную группу людей, занимающих позиции необходимости сохранения исторического наследия и готовых его защищать, и защищающих.

— А сколько в Петербурге градозащитников?

— Посчитать это невозможно. Вот живет напротив какого-нибудь расселенного дома молодой человек. Следит, чтобы там не поселились бомжи, не разводили огонь, чтобы окна и двери были законсервированы. Таких людей много. Как их посчитать? Сколько нас? Много. Мы – влиятельная сила. С нами считаются власти, нам журналисты постоянно пишут и звонят. Мы можем полностью заполнить Марсово поле. Сколько там будет людей? И сколько будет людей, которые в этот день не смогли прийти из-за работы, остались дома и т.д.?

— Мы говорим о сохранении внешнего облика зданий. Насколько часто удается добиться сохранения внутренней отделки, сохранения печей, каминов?

— Практически никогда, к сожалению. Дома «выпотрашивают». Эта «традиция» пошла от капремонтов 60-х годов. Все зависит от того, признан ли дом памятником и от предмета охраны памятника: тех элементов, которые по бумагам обязаны сохранить. Логики у нас в этом, к сожалению, нет. Шикарные дома не становятся памятниками, или получают ничтожный предмет охраны. А другие, поскромнее, почему-то получают такой статус и обширный предмет. Но даже если есть и предмет, и статус… Даже федеральный не спасает!

Возьмите в пример Казармы Морского Гвардейского экипажа на пр. Римского-Корсакова, 22. Это федеральный памятник. Но он стоит заброшенным уже почти 20 лет. Собственник – какое-то строительное управление – банкрот. И сейчас пытается казармы продать на торгах. Пока никто не берет.

— Их уже давно продают?

— Я эту информацию нашла в декабре 2018 года. Какая это уже по счету была попытка продажи, не знаю. Не всегда просачивается информация.

Предположим, их купят. А что будет дальше? Могут ведь и не отреставрировать. Снесут часть, а потом скажут: «Ну, оно же и так уже аварийное. Нужно досносить и остальное». Как это было с флигелями дома Зыкова на Фонтанке, 145.

Здесь единственное средство – топор. Конечно, в переносном смысле (а то ещё подумают, что что-нибудь тут «разжигаю»). Нужно изымать у собственника. А что у нас происходит? По Зыкову 2 раза КГИОП по ничтожным поводам проигрывал суды по изъятию дома. Вот где надо бы поискать коррупцию! Когда у нас председатель КГИОП Макаров, юрист по образованию, не может грамотно составить исковое заявление, чтобы выиграть суд!

То есть, если дом годами стоит заброшенным, это не меньшая проблема, чем если его уже ломают. Дома так специально «маринуют», доводят до аварийного состояния. Ведь с каждым годом здание ветшает, особенно если после пожара стоит без крыши, без перекрытий, с раскрытыми окнами. А недобросовестный хозяин только этого и ждет: довести до аварийности и снести.

По осени мы с движением «Не всё равно» Владимира Каплюка (я вхожу в это движение, оно шире градозащиты, но твёрдо стоит на градозащитных позициях) проводили у казарм поэтические чтения. Это такая акция, направленная на привлечение внимания общественности к проблеме разрушения расселённых домов. С Каплюком мы вообще много различных акций проводили у разных расселенок. Запускали коптер над домами – «контрольный облёт». Даже удавалось залететь прямо внутрь дома, если нет крыши. Правда, внутри к тому времени мы все уже исходили своими ногами – проводили обследование. А поэтические чтения – это акция «Стихи у расселенок». Также мы читали стихи у дома Зыкова, у дома Лермонтова на Садовой, 61 и по другим адресам.

— С домом Лермонтова все закончится благополучно?

— Если бы Мариинский театр, который собирается приспособить его под отель для своих сотрудников и гостей, хотел разрешить ситуацию с домом благополучно, он бы по-другому к нему относился. Здание по бумагам находится в аварийном состоянии. В действительности – в совершенно нормальном. Можно починить. Также в хорошем состоянии сохранилась квартира писателя. Есть вся документация для того, чтобы полностью ее восстановить и превратить в музей.

Театр же не хочет музей, а хочет довести дом до сноса. Тем более, у Мариинского театра очень плохая репутация. Как он практически плюнул всему городу в лицо, снеся творение Джакомо Кваренги – Лавку Литовского рынка ради строительства второй сцены. Я была в этом доме за два часа до сноса. Это было в середине «нулевых» годов. На доме не было ни одной трещинки. Я пошла на работу, а через два часа в новостях прочитала, что дома больше нет. Теперь это просто нелепая нашлепка на глухой стене второй сцены.

— Вы также защищаете и дом Лялевича на Розенштейна, 31.

— Да. Там мы с «Не всё равно» тоже проводили поэтические чтения. Много бумажной борьбы ведётся. Да и консервировали его тоже градозащитники: мальчишки – студенты варили на морозе решётки в окна. Этот дом длительное время город пытался продать. Прошло штук 10 торгов. Но за 120 миллионов, которые за него хотели, желающих не нашлось. Место не самое лучшее для гостиницы, 120 миллионов – объективно дорого. Но продавать дешевле – риск. Купят за бесценок и снесут.

Сейчас мы думаем, как его спасти. Только сейчас утратило силу постановление о продаже здания. И появляется возможность инициировать включение дома в госпрограмму. Например, «Молодежи – доступное жилье». Или приспособить его под жилье для сотрудников ЖКХ (когда-то у города были такие планы).

Кстати, то же самое нужно делать по дому Забелиной – отменять постановление о выставлении на торги и включать в госпрограмму. Только у Лялевича оно умерло само собой.

— Количество расселенных домов постепенно уменьшается или увеличивается?

— Скорее увеличивается. Много домов сносят. Но есть случаи и удачного восстановления зданий инвесторами. Пока их, к сожалению, можно пересчитать по пальцам. Подборку недавно делал «Живой Город». Это дом Кавоса на Садовой, 73, отреставрированный компанией «Диамант групп»; особняк Гильдебранта в Павловске, на улице Васенко, 16, восстановленный компанией «Стройсвет»; здание на Кустарном переулке, 8, отремонтированное компанией «Балтэлектромонтаж-300»; соседнее здание на Кустарном переулке, 2Б, отреставрированное компанией «Статский советник»; краснокирпичный дом на Петровском переулке, 4, который в 2016 году на торгах купило, а теперь восстановило частное лицо. Ещё восстановили флигели Карелиных на Вознесенском проспекте, 41. Объект был в ужасном состоянии, я в чудо не верила. Но нашлось какое-то частное лицо, какая-то женщина. К сожалению, так и не знаю её фамилии.

В любом случае, еще пару-тройку лет назад таких расселенных домов со счастливой судьбой практически вообще не было. Так что мы имеем дело с тенденцией. Пока – краткосрочной. Будем надеяться, что таких примеров будет становиться больше.

— Ситуация с какими домами вызывает наибольшие опасения?

— Да все наши расселенные дома – это пульсирующие горячие точки. Тот же дом Забелиной, дома, которые «маринуют» для последующего сноса: дом Зыкова, дом Лялевича, дом Басевича на Большой Пушкарской, 7, дом Чанжина на углу Прядильного переулка и набережной Фонтанки, дом Фокина на углу Мясной улицы и набережной Пряжки, дом Дворжака, где учился играть на фортепиано Сергей Прокофьев. Особняки Игеля, Турчаниновой, Веге… И так перечислять можно до тысячи.

По каким-то домам складывается успешное взаимодействие с властями. Я уже упоминала дом на Лабутина, 3. Также для дома Фокина Светлана Штукова сейчас пробивает включение в госпрограмму и приспособление под центр реабилитации инвалидов и детей-инвалидов.

А есть такие главы как Щербакова – мы ее называли исключительно Ущербакова, и ее «достойный» преемник Хлутков, который в Центральном районе пытается снести чуть ли не всю улицу Тележную!

У каждого из расселенных домов своя история. Например, Казармы первого железнодорожного батальона на Подъездном переулке, 13 у Витебского вокзала. Их начинают сейчас чинить, инвестор собирается сделать гостиницу. Еще неизвестно, как бы они в ходе ремонта «случайно» что-нибудь не сломали, не уронили полфасада. Но даже если этого не произойдет, они собираются сбить с фасада весь декор и заменить его какими-то псевдоэклектичными нашлепками. Сделать какую-то разлюли-малину вместо строгого, простого декора казарм начала XX века! А как между каналом Грибоедова и Казанской Пробирная палата стоит? Памятник, да. Знаете, кто автор? Сейчас упадёте – Сюзор! «Что там дальше за забор? Это плавает Сюзор!». Один фасад стоит на подпорках. В озере. Которым стал давно заброшенный котлован. Камыши там уже, уточки…

— Вернёмся к казармам. Разве законно менять внешний вид фасада исторического здания?

— Конечно, нет! Мы с Борисом Вишневским уже обратились в КГИОП по этому вопросу!

То есть, порядка тысячи домов в городе расселенных, и опасность на каждом шагу: снесут, оставят только фасад, изуродуют. Иногда я встречаю таких граждан, которые не понимают: а чего вы переживаете, — говорят, – вам же всё восстановят! Заново построят! Я всегда у них спрашиваю: «А вы поддельное золото носите? А жене искусственную шубу купите?». «Нет!». Они даже обижаются, знаете ли. А почему вы сами не любите копии, а нам подсовываете подделки?

На самом деле они даже копировать не умеют! Видели, что сделали в Дегтярном переулке, 26? Нет? Без корвалола туда не ходите! То же – с модерном сделали на улице Мира, 36. Полная безвкусица!

Говорят, что инвесторы – богатые люди. Это чушь! Я вижу, что многие — какие-то нищеброды. У них нет денег на реставрацию зданий. Нет денег на подлинность. Есть деньги только все снести и из бетона залить новое. А еще нет вкуса! Нет у самого – найми специалиста, у которого есть вкус. И это тоже дорого? Понятно. Вот мы и получаем нелепые подделки!

Во всей Европе реставрируют сохранившиеся дома. Полностью разбомбленный Дрезден восстанавливали по крупицам! Я живу напротив гостиницы «Советская» и немного знаю немецкий. Слышу разговоры. Жители Дрездена в шоке от нашего отношения к историческим памятникам. У них тратят огромные силы и средства, чтобы сохранить все, что осталось. А у нас просто берут и, не задумываясь, сносят! Неужели нам в нашем городе нужна тотальная бомбардировка, чтобы осознать его ценность!?

С другой стороны, такое большое количество брошенных расселенных домов свидетельствует о бесхозяйственности власти. У нас в центре еще столько коммуналок. Я сама живу в коммунальной квартире. А поблизости целых три расселенных дома пустуют! И они никому не нужны! Либо их отдают под гостиницы… а зачем? В городе уже никто не живет, все только гостят! Либо вообще ими не занимаются.

Лично я четко знаю, как эту проблему решить. Более того, у меня есть готовый законопроект по данному вопросу. Но только кому он нужен? Где диалог между властью и жителями, о котором говорят Беглов с Совершаевой? Если они читают это интервью, пусть выходят на диалог. Публикуют информацию, куда, к кому и во сколько прийти. Я приду.

— Новым вице-губернатором, курирующим вопросы охраны памятников, стал Николай Линченко, экс-глава Адмиралтейского района.

— Да, нашему району везет на глав. Я уже говорила, что Штукова радеет за сохранение исторических домов. А Линченко мне вообще спас дом Зыкова! Оказался на своем месте в нужное время. Дело было в 2012 году. Линченко тогда был главой Адмиралтейского района. Я денно-нощно дежурила на сносе флигелей, но снос продолжался. Тут же помчалась в администрацию. Сунула на КПП паспорт, назвала наобум номер какой-то комнаты. Влетела к нему в кабинет и говорю: здравствуйте, Николай Викторович. Я такая-то такая-то, Николай Викторович, у нас дом ломают. Он отвечает: хорошо, сейчас буду проезжать мимо — разберусь. И действительно, снос он остановил! Так был спасён лицевой корпус.

Сейчас, уже на третий день после того, как Линченко вступил в должность вице-губернатора, он провел встречу с градозащитниками (куда меня, кстати, никто не позвал) по вопросу сохранения домов на Тележной улице. По его указанию прорабатываются возможности спасения домов.

При вступлении в должность он сразу заявил, что с пиететом будет относиться к вопросу сохранения исторического наследия. Так что начал он хорошо. Посмотрим, что будет дальше.

Сейчас власти – всех уровней – любят говорить о патриотизме. Уже из каждого утюга мы об этом слышим. Но разве это не патриотизм – беречь свою историю? У нас каждый дом в центре пережил революцию, войну, блокаду. Многие из домов имеют мемориальную ценность. Дом генерала Зыкова, дом Лермонтова, Казармы первого железнодорожного батальона, Казармы Морского Гвардейского экипажа – героев войны 1812 года. Отсюда начиналось восстание декабристов. Отсюда вели полки на Сенатскую! Здесь выступал Маяковский! Мемориальная ценность огромна!

Под разговоры о патриотизме у нас гниет величайшее историческое наследие! И наша обязанность – сберечь его. Обязанность заложена в Конституции. Статья 44: «Каждый обязан заботиться о сохранении исторического и культурного наследия». Но почему-то не просто не все заботятся, а нам ещё ставят препоны!

Беседовал Олег Мухин

MegaSmi